20.01.2005 МГУ... ОСТАЛСЯ В НИЖНЕМ?
В конце августа 1812 года попечитель московского учебного округа П.И. Голенищев-Кутузов, исполняя предписание московского главнокомандующего графа Ф.В. Ростопчина, поручил Совету Московского университета отобрать и приготовить к вывозу из Москвы принадлежащие университету драгоценные вещи и бумаги.
В своем приказе от 22 августа 1812 года Ростопчин указал "к отправлению приготовлять следует самые только дорогие и значущие вещи, а прочиe оставить до времени, так и воспитанников, коих отправить будет можно после". К концу августа отобранные университетские вещи были упакованы в ящики и сундуки. В одном ящике находились драгоценные камни, коллекция кольцеобразных, ракообразных и звездоподобных раковин разместилась в 14 ящиках, коллекция минералов была сложена в 3 ящика. Были подготовлены к отправке редкие книги из Демидовской библиотеки. Из 20 тысяч книг университетской библиотеки были отобраны самые ценные и уникальные, включая рукописи на греческом языке и книги с королевским французским гербом, бумаги Общества испытателей природы. Собрание золотых и серебряных медалей и монет, церковная серебряная утварь из университетской церкви, серебряные вещи, принадлежавшие Благородному пансиону и Академической гимназии занимали почти 10 больших ящиков. Несколько ящиков занимали ботанические собрания, физические и хирургические инструменты. Все перечисленное составляло лишь малую часть тех богатств, которые скопились в университете за несколько десятилетий его существования. Были упакованы лишь те редкие вещи, которые, достанься они Наполеону, обогатили бы его музей в Париже. Большая же часть имущества осталась в здании университета и погибла в огне московского пожара.
Очевидец этих драматических событий писал в своем дневнике: "С болью и печалью смотрю я вокруг. Что ни день уходят из Москвы караваны и барки с беженцами. Москва становится пустынною и жуткою. Толпы черни рыщут по улицам в некоем умопомрачении, ожидая дальнейших событий".
Из-за отсутствия подвод с лошадьми судьба уложенных к отправке ценностей университета и самих университетских преподавателей была неясна. Сам же попечитель учебного округа Голенищев-Кутузов, "заботясь единственно о своей безопасности... 30-го августа, поздно вечером, выехал с семейством своим в город Кострому, оставив на произвол случая ректора Гейма, нескольких профессоров, чиновников и учеников академической при университете гимназии". Будучи уже во Владимире, Гейм доложил об этом факте в Министерство народного просвещения, отметив, что попечитель университета, неожиданно выехав из Москвы и не решив всех вопросов с отправкой казенного имущества, "оставил меня и университет в страшном замешательстве".
Наконец, в субботу 31 августа в 8 часов утра университетские сундуки под присмотром профессоров Фишера и Гаврилова были отправлены из Москвы. Для сопровождения этого имущества старшим был назначен профессор словесности и теории изящных искусств Матвей Гаврилович Гаврилов, получивший на этот случай от попечителя учебного округа подробнейшие наставления. В них, в частности, указывалось, что "...немедленно имеете Вы отправиться в губернский город Владимир, где имеете Вы ожидать дальнейших предписаний. Всех нужных Вам пособий, как для помещения Вас самих, так и вещей, с Вами отправленных, требуйте от директора училищ Владимирской губернии... Во время путешествия Вашего заботьтесь о том, чтобы иметь везде безопасные и удобные квартиры. По уездным городам имеете Вы пристанище в домах уездных училищ... без нужды долго в одном месте не медлить, и давайте столько времени, сколько необходимо потребно для отдохновения и выкормки лошадей. Распоряжайтесь, сколь возможно так, чтобы по Вашему тракту останавливаться Вы могли в больших селениях, преимущественно перед малыми, дабы всегда иметь более пособий и способов к ограждению Вас от всякой опасности...".
Вечером того же дня ректор Гейм сообщил оставшимся университетским служителям, на лицах которых читался большей частью испуг, что "мы остаемся здесь. Нам совсем не дают лошадей. Всех забрал сенат. Для нас ничего не осталось. Генерал-губернатор Москвы забыл про университет. Французы в четырех милях от Москвы. Скоро они придут сюда. Сражение разыграется под городом, а возможно и в самом городе. Мы послужим нашему императору и России до последней капли крови. Некоторым из нас придется взяться за оружие и присоединиться к сражающимся. Остальные объединятся и вместе со мной будут перевязывать раненых...". В воскресение 1 сентября в полдень пришло распоряжение от ректора Гейма готовиться к отъезду. Университет все-таки получил пятнадцать лошадей. На пяти уложили университетскую кассу с сопровождающими, а на остальных десяти разместились тридцать студентов и гимназистов. В пять часов вечера университетский обоз двинулся к Рогожской заставе.
Другой участник тех событий описал несколько другую ситуацию: "...московский гражданский губернатор, по личному уважению к Гейму... прислал в университет, уже ночью, 22 подводы с лошадьми, на которых 1-го сентября перед рассветом ректор Гейм с профессорами Страховым и Брянцевым, доктором Ромодановским, кандидатом Титом Алексеевичем Каменецким, секретарем Правления Тимоновым, казначеем Лазаревым, немногими студентами и гимназистами отправились в Нижний Новгород". Этот источник представляется менее надежным по сравнению с вышеприведенными отрывками из дневника студента Эрстрема, так как воспоминания писались Третьяковым спустя несколько десятилетий после описываемых событий, а не по горячим следам. Тем не менее эти источники едины в том, что Московский университет последним или одним из последних казенных учреждений покинул Москву 1 сентября 1812 года, чтобы лишь через семь долгих месяцев возвратиться в разоренную и разграбленную столицу. Понедельник 2 сентября – начало нового академического года – университет во главе с ректором встретил на пыльном Владимирском тракте. Молодые люди большую часть пути брели пешком. По дороге к университетскому обозу пристало еще семь человек студентов и учеников.
Лишь через неделю со дня выезда из Москвы университет добрался до Владимира, о чем ректор Гейм и поспешил уведомить свое начальство: "С превеличайшим трудом добрели мы вчера в 7 часов утра до Владимира, где нахожусь в самом бедственном положении, имея при себе 39 человек учеников и студентов казенного содержания, которые хотят есть, которых должно обуть, снабдить шубенками и которых на силу довезли... Не подумайте, чтобы мы снабдили себя всем нужным. Это было невозможно, ибо все лавки были уже в субботу заперты, а в воскресение даже и нельзя было найти куска хлеба. Мы едва могли убраться сами, ибо беспорядки в Москве начали уже обнаруживаться. Дорога была самая скучная и печальная, ибо мы на своих кляченках не могли уехать в пути более 30 или 35 верст, есть было нечего..."
Первоначально предполагалось, что преподаватели и студенты Московского университета вместе с обозом разместятся во Владимире. Однако, по изменившимся обстоятельствам военного времени, университету было предписано выехать в Нижний Новгород, а затем, судя по складывающейся ситуации, в Казань. О настроении, близком к отчаянию, свидетельствуют заключительные строчки официального рапорта Гейма: "...квартира и содержание учеников, а может быть, дальнейшее отправление их сводят меня почти с ума, и хлопоты сии уже начинают расстраивать мое здоровье..." Когда 8 сентября из Владимира продолжил свое перемещение в Нижний Новгород московский почтамт, ректор Гейм не мог и предположить, какие проблемы для Московского университета в ближайшее время создаст это обычное для того военного времени перемещение одного из множества казенных учреждений.
10 сентября 1812 года в 2 часа пополудни обоз Московского университета отправился из Владимира в Нижний. В этот же день директор Нижегородской гимназии И.И. Кужелев получил от ректора московского университета И.А. Гейма из Владимира написанное двумя днями ранее письмо, в котором сообщалось о перемещении университета в Нижний Новгород и содержалась просьба о предоставлении помещения как для ректора, профессоров, 39 студентов и кандидатов, так и кассира, доктора, 9 солдат приставленных для охраны университетской "...казны и казенного имущества на 50 подводах помещаемуся".
Здание Нижегородской гимназии как никакое другое подходило для временного размещения университета. Гимназический участок занимал часть квартала между улицами Варварской и Тихоновской (современная ул. Ульянова) и выходил лицом на торговую площадь Верхнего базара. На участке имелся каменный трехэтажный главный корпус и два каменных же расположенных по сторонам флигеля. Все строения были каменные.
Однако в здании Нижегородской гимназии, находившемся на площади Верхнего базара, столь пригодном для размещения университета, уже расположился Московский почтамт. Согласие на размещение учреждения почтового ведомства в здании, относящемся к ведомству народного просвещения, недальновидно дал директор Нижегородской гимназии. Чувствуя свою оплошность, директор гимназии 17 сентября обратился к нижегородскому гражданскому губернатору Андрею Максимовичу Руновскому с просьбой "...сделать... пособие в доставлении убежища – пристанища на сей раз странствующим людям, так и места для помещения и хранения казенного интереса и редкостей, которые в здешний город как думать можно, прибудут в самом непродолжительном времени...".
На следующий день от гражданского губернатора пришел неутешительный ответ, в котором сообщалось, "что по случаю неумеренного сюда съезда кроме департаментов Правительствующего Сената, всех московских казенных и присутственных мест, коими не всеми еше прибывшими по сие время заняты все как казенные так и обывательские дома, я не нахожу ни малейшей возможности к удовлетворению просьбы Вашей..." и было предложено ректору "расположиться следовать с оным университетом в город Казань, где по превосходному противу здешнего города пространству казенных и партикулярных строений легко можно сыскать оному достаточное помещение...".
Огромный наплыв беженцев из Москвы действительно стал бедствием для Нижнего Новгорода, который в те времена представлял собой небольшой провинциальный городок, затерянный на необъятных просторах Российской империи. О сложившейся ситуации Руновский 17 сентября донес Главнокомандующему в Санкт-Петербурге, где он сообщал, что "по настоящим обстоятельствам перемещаются из Москвы в губернский Нижний Новгород тамошние Правительствующего Сената департаменты с делами, по прибытии коих сюда... я... назначил для них помещения в казенном каменном доме с перемещением из него здешних губернских присутственных мест в воинские казармы, но вслед за тем по распоряжению Главнокомандующего в Москве графа Федора Васильевича Растопчина отправлены сюда все тамошние казенные и присутственные места.., а сверх того при каждом из сих мест все чиновники и служители. За ними же беспрестанно являются ко мне чиновники и из прочих московских губернских и городовых присутственных мест, требуя помещений под дела, кладовые для казны и для самих их в великом числе... Всем сим местам, паче прибывшим сюда же московским господам сенаторам, обер-прокурорам и прочим сенатским чинам я по возможности на первый случай дал обывательские квартиры, которых однако же по продолжающемуся беспрерывно приезду теперь уже не нахожу никакой возможности более уделять ни в казенных ни в обывательских домах, потому что все оные до такой степени наполнены, что и сами здешние жители едва могут находить себе нужное помещение...".
Обрисовав таким образом ситуацию, губернатор убедительно просил "в облегчение нижегородских обывателей и в отвращение крайнего затруднения в помещении здесь всех московских присутственных мест и чинов, переместить Правительствующего Сената департаменты и некоторые судебные места в другие ближайшие губернские города...".
Вечером 18 сентября университетский обоз въехал со стороны Арзамасского тракта в Нижний Новгород. В своем путевом дневнике финский студент Эрик Густаф Эрстрем (1791— 1835), прибывший летом 1812 года для продолжения обучения в Московский университет и эвакуированный вместе с прочими студентами в Нижний Новгород, записал свои впечатления о городе, в котором ему предстояло провести несколько месяцев: "...Мы приближаемся к городу. Слева каменная церковь, справа – большое поле, на коем видна еще одна церковь, а при ней городской погост. Мы въезжаем на улицу Ильинку пригорода Нижгород Ямской. Проходим через таможенные врата и вот мы уже в самом городе. Мы идем по улице Ильинке. Внешний вид города не сулит ничего хорошего. Большая часть домов – плохо построенные, маленькие деревянные домики, к тому же разбросанные весьма небрежно. Улицы камнем не замощены, а покрыты уложенными поперек бревнами, между которыми скапливается столь много грязи, что в дождливую погоду возникает опасность в сей жиже застрять...".
Университетский обоз, растянувшийся более чем на полверсты, проследовал по Большой Ямской улице до Ильинской решетки (пересечение современных улиц Ильинской и Малой Покровской) и далее, повернув налево по Покровской улице (современная ул. Малая Покровская), выехал на широкую прямую дорогу (современная ул. Большая Покровская), ведущую под уклон к каменной крепости на площадь Верхнего базара. По этой дороге въезжали в Нижний Новгород все московские беженцы, совершавшие свое вынужденное путешествие сухопутным путем. Часть изгнанников и казенных учреждений добирались до города водным путем по Оке и приставали к берегу в районе Нижнего базара (район современной "Скобы").
Обоз проследовал по Покровской улице мимо дома нижегородского губернатора, который находился на месте здания драмтеатра, и подъехал к зданию Нижегородской гимназии, располагавшейся на площади рядом с нижегородской почтовой конторой. Здесь их встретил директор гимназии – по оценке Гейма "человек весьма почтенный и услужливый". Для размещения ректора и учеников был отведен гимназический каменный флигель, предназначенный для приходского училища. Ящики со всеми университетскими вещами были сложены в амбаре при гимназическом доме. Профессорам, их сопровождающим, директор гимназии "по добродушию своему уступил два из своих покоев".
Всего в Нижнем Новгороде в вынужденном изгнании находилось 18 чиновников Московского университета. Это ректор Гейм, бессменный заседатель X.А. Чеботарев, профессора Страхов, Мудров, Черепанов, Рейнгард, Фишер, Гофман, Рейс, Гаврилов, Брянцов, адьюнкты Дружинин, Данилевский, Перелогов, доктор Ромадановский, лекарь Евенс и др. Профессора и чиновники университета нашли приют в частных домах. Профессор Рейнгард сразу же по приезде в город остановился в доме лютеранской церкви на Покровской улице.
Ректор Иван Гейм на следующий же день обратился с письмом непосредственно к нижегородскому губернатору. В нем он сообщал, что "Императорский московский университет... просит... отвести для помещения чиновников оного университета, дорогих и редких вещей музея и физического кабинета, книг, золотых и серебряных монет и медалей, казны, учеников и студентов покои в гимназическом доме, состоящем под ведомством министра народного просвещения, или вместо занятых уже в оном московским почтамтом комнат... отвести другой дом".
Нижегородский губернатор не замедлил с ответом, который был неутешителен: "...домов ни казенных, ни партикулярных, где бы можно было дать помещение управляемому Вами университету, теперь здесь никак нельзя найти потому, что здешний город уже до стеснения наполнен многими московскими и других городов казенными и присутственными местами, равно знатными должностными особами с прочими чиновниками... По сим обстоятельствам не могу к сожалению моему удовлетворить требованию Вашему. Я в необходимости себе нахожу советовать... не угодно ли обратиться с университетом в другие губернские города, а особенно в Казань, где без сомнения можете сыскать достаточное помещение..."
В день прибытия университетского обоза на стол Руновскому легло письмо от попечителя московского учебного округа, сенатора, тайного советника П.И. Голенищева-Кутузова, написанное им из Костромы, в котором он убедительно просил губернатора оказать покровительство университету, находившемуся в столь бедственном положении. Просьба попечителя изложена в столь изысканных и милых слуху высокопоставленных сановников выражениях, что имеет смысл привести некоторые из нее выдержки: "...приемлю смелость обратиться к Вашему Превосходительству с моею покорнейшею просьбою о доставлении всех возможных пособий, спокойствия и защиты как господам профессорам... в управляемой Вами губернии находящимся, так и о приложении Вашего начальнического попечения, чтобы собственности университета... имели помещение удобное и ограждены были со всех сторон безопасностью и способами к сохранению их в целости. Известные мне Вашего Превосходительства просвещение, опытность и тонкая разборчивость удостоверяют меня, что Вы... не откажетесь быть особенным покровителем спасенных от бедствия остатков того древнего святилища муз, которое 58 лет, существовав в центре нашего отечества, принесло ему толикую пользу образованием многих людей с честию повсюду подвизавшихся. Я уверен, что Ваше Превосходительство, умея в полной мере сие оценять, дадите сему месту Ваше покровительство предпочтительно пред многими другими. Подносителя сего... ректора Гейма поручаю особенному Вашего Превосходительства благоволению, яко человека отличных достоинств и троекратно уже по выбору в звании ректора Высочайше утвержденного..."
Это ли письмо помогло или что-то другое, неизвестно, но Московский университет остался в Нижнем Новгороде. Профессора и университетские чиновники расселились по частным квартирам, а студенты и гимназисты нашли приют в доме нижегородского аптекаря Эвениуса, два сына которого также учились в Московском университете. Каменный одноэтажный на подклете с антресолями в семь окон по главному фасаду дом Эвениусов, построенный в 1780-х годах, сохранился до наших дней.
Архив по годам: 2004; 2005